Птичий рынок, крики продавцов, пыль — а он сидел в углу, прижав уши, будто стыдился своего названия — товар. «Гром», — сказал я, глядя, как он впервые поднял голову. Тогда я не знал, что этот пугливый пёс станет моей грозой и тишиной одновременно.
Девять лет он правил домом, как неугомонный страж. Его лай на почтальона был симфонией защиты — громкой, нестройной, но искренней. Каждая яма во дворе — его тайное послание: «Я здесь был, я здесь живу». Иногда я ругал его за испорченные грядки, но он вилял хвостом, словно говорил: «Ищешь клад? Копай глубже».
Торт на моём сорокалетии… Я отвернулся на минуту, а он уже лежал в коробке, усыпанный кремом, с кусочком вишни на носу. Гости смеялись, а он храпел, довольный, будто устроил себе праздник вопреки всем правилам.
Сердце отказало внезапно. Он умер на пороге, устремив взгляд вдаль, как будто в последний раз проверял периметр. Ни стона, ни дрожи — только тихий выдох, похожий на эхо отдаленного грома.
Я похоронил его под старым дубом, где он любил рыть ямы. В могилу положил ошейник и ложку от того торта — как символы его бунтарского духа.
Спасибо, Гром. Ты был моей живой молнией, которая рассекала серые дни. Научил, что даже в рычании есть нежность, а в разрушении — творчество. Что дом без ям во дворе — просто стены.
Денис Владимирович Горелов
Как душевно, трогательно до слез.
Спасибо. Все наружу лезет.